Двадцать лет назад, 26 апреля 1986 года, на Чернобыльской АЭС взорвался четвертый реакторный блок.
Через
месяц московский физик-ядерщик Константин Чечеров впервые пролетел на
вертолете с только что приобретенным американским прибором для
измерения радиации над пострадавшим реактором.
Он видел тысячи
солдат, которые захоранивали радиоактивные материала. Чечеров был
возбужден, он думал, что это главный шанс в его жизни — одним из первых
оказаться на неисследованной территории.
С тех пор никто
тщательнее, чем он не изучил самую крупную катастрофу мирного времени.
Более полутора тысяч раз Константин Чечеров, сотрудник московского
атомного центра, института имени Курчатова, побывал в реакторном блоке.
Он проводил измерения, съемку, по результатам исследований им написаны
более сотни статей. Сегодня Чечеров впервые представляет свою работу в
Германии, на международной конференции, посвященной Чернобылю. На
заседании в берлинской клинике «Шаритэ» речь идет, прежде всего, о
последствиях катастрофы для здоровья человека.
Чечеров
неудобен. Человек, лучше которого никто не знаком с пострадавшим
реактором, ставит под серьезное сомнение как общепринятый взгляд на ход
катастрофических событий, так и на их последствия. Он говорит, что в
1986 году в окружающую среду попало не 3-5% радиоактивного топлива, а
более 90%, примерно 200 тонн урана и плутония. «Когда я первый раз
оказался в шахте реактора, я был совершенно поражен, — говорит русский
физик-ядерщик. — Мы ожидали увидеть массы материала, выплавившегося из
реакторных стержней. Но шахта была почти пуста. В тот день топливо
улетучилось, оно поднялось на высоту в 20 метров над корпусом реактора
и испарилось при температуре 40 тысяч градусов, после чего рассеялось
над Северной Европой. Если бы взрыв произошел в самом реакторе, то мы
не нашли бы там полностью сохранившееся оборудование, тем более с
остатками краски».
Украденные топливные элементы
Открытия
Чечерова имели огромное значение для оценки катастрофы. Долговременные
последствия для здоровья человека и состояния окружающей среды
оказались более значимыми, чем считалось до сих пор, как и риски
эксплуатации немецких реакторов. Новый саркофаг над руинами реакторного
блока надо конструировать совсем не так, как планировалось. «Опасности
для Западной Европы от сооружения больше нет, только для ближайших
окрестностей, — говорит Чечеров. — Блок достаточно просто
законсервировать».
Тезисы Чечерова на Западе известны, многие
с ними не согласны, но обсуждаются они все больше. «Западные эксперты
никогда не изучали реактор изнутри», — говорит Чечеров. Странно,
продолжает он, что все еще живо тогдашнее решение советского политбюро,
согласно которому почти все топливо осталось в реакторе. Это так же
неправильно, как и данные о количестве песка и бетона, которое было
сброшено на взорвавшийся реактор. «В таком случае блок был бы засыпан
полностью. Однако по нему можно свободно передвигаться».
Опасность
обрушения саркофага — это не главное, считает Чечеров. Постоянно
происходит воровство радиоактивных материалов, в частности
килограммовых топливных элементов. В 2005 году части топливных
элементов были обнаружены у рабочих. Также нужно срочно возводить склад
радиоактивных отходов, предназначенный для сотен тонн урана и плутония
из отключенных первого, второго и третьего блоков. «От них исходит
настоящая опасность. На своем месте они могут оставаться только в
течение восьми лет».
Чернобыль многому научил Россию, считает
физик-ядерщик. Может ли он представить себе, что подобная катастрофа
повторится? «В любое время и в любом месте, — говорит Чечеров. —
Атомные электростанции — это сложнейшие комплексные системы. А люди
иногда ошибаются».